Автор в 1960 г.
Автор в 2011 г.Я родился на Урале в 1937 году в городе Свердловске (сейчас Екатеринбург). Мои школьные годы прошли на руднике Зюзелка в городе Полевском. Как мой отец и многие родственники, окончил Свердловский горный институт имени В.В. Вахрушева (сейчас он называется Уральская государственная горно-геологическая академия) и получил специальность горного инженера-геофизика. Мое первое место постоянной работы – Полевская геолого-геофизическая партия в Пышминской геолого-разведочной экспедиции, расположенной в пригороде Екатеринбурга – городе Верхняя Пышма. Экспедиция проводила полевые работы, в основном, в Свердловской области. Район исследований Полевской партии – полоса от Полевского на юго-восток до границы с Челябинской областью и на северо-запад до Дегтярска. Это старый горнозаводской район Урала. С поверхности он был хорошо изучен. В этом районе более двухсот лет велись поиски и добыча золота, поделочных камней, медной и железной руд и других полезных ископаемых. Месторождения истощались, и для того, чтобы открыть новые, нужно было увеличить глубину поисков.
Геофизические исследования в этом районе начали проводить с тридцатых годов прошлого века. В те годы с помощью простейшего электроразведочного метода изолиний в пределах зеленокаменной полосы геофизиками были открыты несколько месторождений медного колчедана. В пятидесятых годах прошлого столетия перспективные участки были второй раз более тщательно и детально обработаны методом изолиний. Но положительных результатов не дали, а медеплавильным комбинатам требовалась руда. И вот наша партия в третий раз проводит на потенциально перспективных участках новые более сложные геофизические и геологические исследования на большой глубине. Начальником Полевской партии в то время был Костромкин Сергей Алексеевич (геофизик по специальности), а главным геологом – Хренов Василий Петрович. Оба они были грамотными специалистами, ярыми сторонниками и энтузиастами комплексного применения геофизических и геологических методов. Оба были участниками Великой Отечественной войны (ВОВ). Исследования проводились по такой методике: опережающие детальные геофизические работы, детальная геологическая съемка, совместная интерпретация полевых материалов и выявление перспективных участков, бурение скважин, геофизические исследования из скважин глубиной 200-300 метров. Строгие начальники следили за тем, чтобы все работы проводились качественно, в точном соответствии с инструктивными требованиями и геологической целесообразностью. В Пышминской экспедиции Полевская партия считалась образцово-показательной. При мне она открыла небольшое месторождение медного колчедана Чусовское. Желаемого большого месторождения открыть в то время не удалось. Я проработал в Полевской партии три года и считаю, что для меня это было хорошей школой. Затем я перешел в Кировградскую партию Пышминской экспедиции, которая работала в районе Верхнего Тагила, Невьянска, Кировграда, Верх-Невинска. Это такой же старинный горнозаводской район среднего Урала, так же изученный вдоль и поперек с поверности и, считалось, можно найти большое месторождение на большей глубине. Т. е. проблемы были те же, что и в Полевском районе.
Над нишей Усойского завала. Высоко. Отсюда Усойский завал кажется ровным, а Сарезское озеро далеким. Вот такому камешку надоест лежать. Он повернется и - ага … Также и Правобережному оползню надоест висеть и несколько миллионов людей – ага... А в низовьях Аму-Дарьи будет разрушена одна треть Узбекистана и одна треть Туркмении. Фото Леонида Папырина. 1976 г.
Всего я проработал в Пышминской экспедиции шесть лет. И мне надоело колесить по одним и тем же исхоженным местам. По молодости хотелось экзотики. Территория Советского Союза громадная. Были мысли поработать и на Памире, и на Алтае, и на Дальнем Востоке. И хорошо бы добраться до Чукотки и Курил, поработать в каждом из этих районов 2-3 года и поехать в другое место. Моя сестра и ее муж, геологи, окончившие наш институт, почти 10 лет проработали в Узбекистане. С первых палаток они принимали участие в поисках и разведке крупнейшего месторождения золота – Мурун-Тау. Мои сокурсники искали и разведывали месторождения урана в Казахстане и Узбекистане, нефти и газа в Тюменской области. Несколько моих коллег уехали в Таджикистан, где им очень понравилось. Квалифицированных специалистов-геофизиков там не хватало. По их рекомендации в 1967 году мне пришло на фирменном бланке письмо от начальника Южной геофизической экспедиции, входившей в Управление Геологии СМ Таджикской ССР, с предложением приехать на работу. В то время Южная геофизическая экспедиция была уже довольно большой и для того времени хорошо оснащенной организацией, проводившей большой объем сейсморазведочных работ на нефть и газ, гравиметрическую и аэромагнитную съемки с применением авиации, геофизические исследования для поисков руд. Единственно, чего не хватало – геофизических работ на гидрогеологических и инженерно-геологических объектах. Изучение оползней и селей, поиски и разведка подземных вод, мелиоративные исследования для Республики Таджикистан были здесь актуальнейшей задачей. И нужно было создать специализированную геофизическую партию для выполнения работ на гидрогеологических и инженерно-геологических объектах Памира, Дарваза и Юго-западного Таджикистана. Руководство Управления геологии категорически требовало от ЮГФЭ оперативно начать геофизические исследования на этом актуальном для Таджикистана направлении. В гарантийном письме меня приглашали работать старшим геофизиком этой новой партии, которая тогда называлась Гидрогеофизической.
|
|
|
И вот я в кабинете начальника экспедиции. Он пригласил для беседы еще несколько специалистов, представил меня и сказал, что к нам на работу приехал еще один уральский самоцвет, и вот мы должны наметить ближайшие планы работ новой партии и принять все усилия к их выполнению. Управление геологии много раз критиковало нашу экспедицию за то, что мы никак не можем своевременно и качественно выполнять заказы гидрогеологов. Поэтому результаты работ этой партии будут под постоянным контролем Управления и гидрогеологической экспедиции, – глядя на меня, сказал мой будущий начальник. На все заданные вопросы я четко ответил. Это понравилось присутствующим. И вот тогда стали обсуждать вопрос, не поставить ли меня сразу начальником партии (хотя кандидат в начальники уже был) и не вручить ли мне все пышки и шишки. Я начал отказываться, мотивируя отказ тем, что организационной и хозяйственной работой никогда не занимался. Но главный инженер экспедиции Г. В. Кошлаков (Прим. №1) сказал: не боги горшки обжигают, всему научитесь, для нас важно, чтобы за это новое дело взялся грамотный специалист. Постарайтесь, пока Управление Геологии обещает помощь, максимально воспользоваться благоприятной ситуацией и обеспечить свою партию персоналом, новой аппаратурой, транспортом и снаряжением, которое вам понадобится в тяжелейших высокогорных условиях.
И пошла наша партия (до 1982 года она называлась Гидрогеофизической, а с 1982 года Памирской, т. к. большая часть объектов исследований была на Памире) по всему Таджикистану, с одного участка на другой: искать пресные воды, изучать водозаборы, оползни и сели, определять прочностные и динамические свойства грунтов. Участки у нас были небольшие по площади, разбросанные по всей территории Таджикистана от Айваджа на юго-западе до Пархара на юге, озера Зоркуль на юго-востоке, озера Ранкуль и долины Маркансу на востоке, Бекабада на севере. Вот в таком большом круге носилась наша партия. Для выполнения этих работ применялись взрывы, токи высокого напряжения, радиоактивные источники. Руководство такими работами требовало постоянного внимания и колоссального напряжения. Но организационный опыт с годами пришел. За пять – шесть лет удалось оснастить партию всем необходимым, обучить персонал, поставить производство геофизических исследований и камеральную обработку полевых материалов на поток. В партии было организовано три отряда: сейсмический, электроразведочный и пенетрационно-каротажный. Появились инженеры и техники геофизики, старшие геофизики, главный геофизик, автомеханик, инженер-электронщик, экономист. Вначале я сам вел всю обработку и писал отчеты. Затем большинство объектов передал своим помощникам, оставив за собой только четыре наиболее интересных, в том числе и Сарез. Мне доставляло удовольствие в воскресное время заниматься не тем, что надо, а тем чем хочешь. Я отдыхал от организационной текучки, забывал о полевых трудностях и невзгодах. Мне пришлось существенно расширить свои знания по целому комплексу геофизических методов, инженерной геологии, гидрогеологии, сейсмологии, гидрологии, а в последнее время и гидротехнике.
Так я не заметил, как отработал в ЮГФЭ 27 лет. Может быть, отработал бы в своей партии и экспедиции еще больше, если бы в Таджикистане не началась гражданская война. Я приехал в Москву и пытался устроиться на работу по специальности в Центр региональных геофизических и геоэкологических исследований Геон. Но в Геоне шло сокращение своих сотрудников, и мне отказали. Но в конце 1997 года Центр Геон получил заказ Министерства природных ресурсов РФ на изучение грунтового основания Главного Храма донского казачества – Вознесенского кафедрального собора. Понадобился опытный специалист по инженерной геофизике. Меня разыскали и предложили срочно приступить к работе в Новочеркасске. Так я начал работать в Центре Геон, вначале начальником инженерной геофизической партии, а затем заведующим отделом инженерной геофизики и геоэкологии. В 2005 году я был принят на работу в Русскую инжениринговую компанию (Русал) в проект Рогунской ГЭС. Для строительства Рогунской ГЭС было организовано дочернее предприятие Русала «Рогун-Сервис», и в апреле 2006 года я приехал в Душанбе для постоянной работы на этом предприятии. Кроме работы Рогунской ГЭС, я хотел организовать свою геофизическую фирму. Наша партия в Таджикистане была монополистом в области инженерной геофизики. Я рассчитывал, что в ближайшие 12-15 лет у этой фирмы в Таджикистане не будет достойных конкурентов, откуда бы они не приехали, или национальные кадры взялись бы за освоение этой специфической отрасли (Прим. № 2). Но в конце 2006 года Таджикистан разорвал соглашения с Русалом. В начале 2007 года мне пришлось уехать из Душанбе. В 2008-2010 годах я вновь занимался проблемами Рогунской ГЭС, работая в СПКТБ «Мосгидросталь» в качестве главного специалиста отдела технических изысканий.
Но вернемся в середину лета 1967 года. Руководство ЮГФЭ послало меня на совещание, посвященное Сарезскому озеру, где геологи ВСЕГИНГЕО и ЮГГЭ в общих чертах рассказали о степени опасности и предложили нам провести рекогносцировку. Но у нас не было не только нужной геофизической аппаратуры, не было катеров, лодок. Не было персонала, имеющего опыт проведения геофизических работ. Сама идея, что геофизические работы должны опережать съемочные работы, великолепна, но приступить к ее осуществлению в 1967-1968 годах было не реальным.
Совершенно разные точки зрения у участников совещания были на продолжительность и стоимость этих исследований. Геологи, имевшие опыт работы на Памире, предлагали через перевал Казанкуль из долины реки Кокуйбель сделать автотропу (через хребет Музкол) в долину реки Мургаб к Сарезскому озеру. Со стороны долины Кокуйбеля такая автотропа существовала уже тогда, а со стороны Сареза была вьючная тропа (Прим. №3). Эту вьючную тропу два бульдозера и бригада взрывников за 2-3 месяца могли превратить в автотропу. При разведке рудных месторождений на Памире такие автотропы строили от шоссе или хорошей грунтовой дороги до разведываемых участков (до высот 4500-5000). И вот по ней предлагали перевозить на Сарез буровую технику, бульдозеры для строительства подъездных троп на берегах озера, а для перевозки грузов по озеру соорудить сборный понтон, грузоподъемностью 15-20 тонн, и по воде доставлять их в нужные места. За несколько лет удалось бы детально изучить и завальную плотину, и борта озера, построить небольшой поселок для круглогодичного комфортабельного проживания исследователей. Но многие участники совещания считали, что затратить на изучение Сарезского озера столько же средств, как на разведку рудного месторождения, крайне не разумно. Им казалось, что все вопросы будут решены без особого труда за 2-3 года. Поэтому продуманного организационного плана работ в то время не было предложено.
…Образование и прорыв завальных озер в высокогорных районах – геологический процесс. В длительном геологическом времени он идет непрерывно. Так в центральной части Памира (в настоящее время на территории Горно-Бадахшанской автономной области Республики Таджикистан) возникло Сарезское озеро. В ночь с 18 на 19 февраля 1911 года в этом регионе произошло землетрясение. В результате сейсмического воздействия в долине реки Мургаб сошел гигантский оползень, который получил название “Усойский завал” в память о кишлаке Усой, заваленном им. Все жители кишлака погибли. Отложения завала перекрыли долину реки Мургаб и вызвали образование большого озера. Воды возникшего водоема затопили кишлак Сарез. Поэтому озеро стали называть Сарезским. Усойский завал перекрыл также боковой приток реки Мургаб – речку Шадау-Дара и вызвал образование второго озера Шадау, небольшого по сравнению с Сарезским.
Усойский завал и Сарезское озеро находятся в удаленном и труднодоступном районе Памира. Землетрясение разрушило горные тропы, по которым в то время осуществлялось сообщение между населенными пунктами, и сделало невозможным пешеходное передвижение по долине реки Мургаб. Поэтому об Усойском завале и возникновении Сарезского озера стало известно только летом 1911 года. Осенью 1913 года начальник Памирского отряда Шпилько Г. А. (Прим. №4) по заданию штаба Туркестанского ВО и по просьбе ТО ИРГО обследовал Сарезское озеро, провел топографическую съемку завала и промеры глубины озера. В своей статье в «Известиях Российского императорского географического общества» Шпилько написал: «Грандиозность Усойского явления заставляет призадуматься о слабости сил человеческих».
Одновременно с возникновением Сарезского озера возникла опасность прорыва его вод через отложения Усойского завала и возникновения катастрофического селевого паводка в долинах рек Бартанг, Пяндж и Аму-Дарья. Если это случится, то паводок нанесет огромный ущерб четырем государствам Центральной Азии: Афганистану, Таджикистану, Туркмении и Узбекистану. Когда произойдет эта катастрофа, каким будет ущерб государствам Центральной Азии, сколько людей погибнет или останется без крова, как сделать озеро безопасным? На эти важные вопросы стараются, но до сих пор не могут ответить исследователи. В наступающем 2011 году исполняется сто лет со дня образования озера, но сил человеческих для обеспечения его безопасности пока не хватает.
Сочетание слов «Сарезское озеро» – для одних это бренд для бизнеса , отмывания денег и деятельности, ничего общего не имеющей с многолетним сражением изыскателей за решение поднятых проблем. Для других – ностальгия о рискованной и неблагодарной изыскательской работе, тяжелом труде и молодости, оставленной в горах. Для третьих – приятное воспоминание о туристической поездке. Для четвертых – романтика научного поиска в архивах и за компьютером. Для ученых – геологическое явление. Для пяти или шести миллионов жителей долин рек Бартанг, Пяндж и Аму-Дарья – серьезная опасность. А для исследователей любой геологической специальности – полюс трудностей в проведении изысканий в труднодоступных высокогорных условиях. А полюса, как известно, всегда притягивали сильных людей. Ну и, наконец, для умеющих чувствовать природу – просто красота. У каждого встречавшего это сочетание слов – свое индивидуальное «Сарезское озеро». Более сорока лет я постоянно интересовался этой проблемой, собирал материалы, изучал смежные вопросы и хочу рассказать Вам о своем Сарезском озере. Об исследованиях, автором и ответственным исполнителем которых я был.
Леонид Папырин
info@sarez-lake.ru
Справа – залив Ирхт Сарезского озера, слева – бухта в заливе Ирхт. Фото Леонида Папырина. 1976 г.Примечания
Прим. №1. Кошлаков Георгий Вадимович. Родился в 1936 году в городе Свердловске (Екатеринбурге). В 1958 г. окончил геолого-разведочный факультет Среднеазиатского политехнического института в Ташкенте. С 1966 г. – главный инженер Южной Геофизической экспедиции в Таджикской ССР. С 1974 г. –начальник Управления геологии РТ. С 1984 г. – первый заместитель председателя Совета Министров Таджикской ССР. В 1991 г. министр по делам промышленности и сырьевых ресурсов РТ. В 1991-1992 годах председатель Госкомитета по экономике и прогнозированию РТ. С 1996 г. старший советник президента РТ. С 2001 г. – заведующий кафедрой экономики и менеджмента Российско-Таджикского Славянского университета, профессор, член–корреспондент Международной Инженерной Академии.
Прим. № 2. В то время заводы, выпускавшие геофизическую аппаратуру и оборудование, принадлежали МинГео СССР. Поэтому геофизические предприятия, принадлежавшие этому Министерству, обеспечивались аппаратурой и оборудованием гораздо лучше, чем проектно-изыскательские институты. Хорошо функционировали курсы повышения квалификации, проводились семинары и совещания по применению геофизических методов для решения задач инженерной геологии и гидрогеологии. Так что за 27 лет работы в Таджикистане я имел возможность повышать свою квалификацию по любому методу и был участником всех Всесоюзных форумов по этому направлению геофизических исследований. Ну и опыт работы в Москве уже не на аналоговой, а на компьютерной аппаратуре, казалось, давал мне неоспоримое преимущество. Но не тут-то было. Я очень надеялся на сотрудничество со своим старым знакомым геофизиком, работавшим не по специальности в БаркиТаджик (Таджикэнерго). На словах он очень жалел, что занимается не своим делом и дисквалифицировался как геофизик. Но когда я предложил ему стать генеральным директором этой фирмы и заняться организационной стороной дела – а я буду вести методическое руководство и руководить полевыми работами – то он категорически отказался. При этом он сказал, что у вас в Москве хорошо: заплати заказчику откат – 10% и работай спокойно. У нас 10% не обойдешься. Кроме этого, любую рентабельную организацию терзают все кому не лень и нужен влиятельный и могучий покровитель, которого у нас с тобой нет. Для Таджикистана такая организация нужна, как воздух, но ничего не поделаешь – обстоятельства выше нас. Так что второй раз приехать на работу в Таджикистан не удалось.
Прим. № 3.Построенное в 1938 г. глинобитное здание ГМС Ирхт в 1961 г. начало приходить в негодность, а при сильном землетрясении могло разрушиться. Решили построить для ГМС Ирхт новый щитовой дом. Все грузы для строительства автотранспортом довезли до конца автомобильной тропы в долине реки Кокуйбейль, а затем на лошадях и верблюдах по вьючной тропе через перевал Казанкуль доставили на правый берег Сарезского озера. После чего на надувном резиновом понтоне перевезли их в бухту около ГМС Ирхт. И новый дом был построен. Вот и мы могли жить в теплых домах, а не мерзнуть в палатках. Заметим, что первый вертолет Ми-4 прилетел на Ирхт в 1965 г..
Прим. № 4. Шпилько Григорий Андреевич. Русский военный востоковед. Продолжительное время занимался изучением Памира и сопредельных территорий – Афганского Бадахшана, Восточной Бухары, пригиндукушских княжеств и восточного Туркестана. Ведал русской военной разведкой на Памире. Участник нескольких военных рекогносцировок в Туркестанском крае. В июле – сентябре 1911 года штабом Туркестанского ВО был командирован на Памир с целью составления военно-географического и военно-статистического описания территорий, прилегающих к русско-афганской границе. Составил на основании агентурных донесений план Кабула. С августа 1912 г. – начальник Памирского отряда и заведущий туземным населением на Памирах. Генерального штаба подполковник (1913). Действительный член ТО ИРГО. В 1914 г. отбыл с Памира для участия в Первой мировой войне [5] и больше на Памир не возвращался.